| Меню сайта |
|
 |
| Категории раздела |
|
|
| Наш опрос |
|
|
| Статистика |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
| Форма входа |
|
|
|
Главная » 2010 » Февраль » 3 » Гоголь в Москве
|
многие хотели видеть автора, он познакомился с писателем Сергеем
31.03.2009
Москва
в гоголевской судьбе — город весьма значимый. Он заявил о себе как о
писателе в Петербурге, любил Рим, рвался для общения с молодёжью в
Киев. Но Москва, куда, по словам Гоголя, «едешь прямо домой, а не в
гости», притягивала его к себе узами дружбы и товарищества.Николай
Васильевич здесь многократно бывал и жил. В Москве завершился земной
путь Гоголя, началась жизнь вечной классики мировой литературы.
Мировой, а не только русской или украинской! И не случайно ЮНЕСКО
объявила нынешний юбилейный год 200-летия со дня рождения писателя
Годом Гоголя.
***
В июне 1832 года Гоголь пробыл в Москве недолго – около двух недель: он торопился в Малороссию, в родную Васильевку.
В этот
его приезд, когда все уже прочли «Вечера на хуторе близ Диканьки» и
многие хотели видеть автора, он познакомился с писателем Сергеем
Тимофеевичем Аксаковым и его семьёй, с поэтом Иваном Ивановичем
Дмитриевым, с историком Михаилом Петровичем Погодиным...
Тогда
же состоялось знакомство и с великим русским актёром Михаилом
Семёновичем Щепкиным. Гоголь решил сам, без всяких приглашений, просто
пойти к нему – поговорить о русском театре и, может быть, рассказать о
комедии, которую он задумал написать. С этого дня началась дружба двух
великих людей, верная, крепкая – на всю жизнь.
Дружба
- с частыми встречами и в высшей степени интересной перепиской. Гоголь
и Щепкин были восторженными почитателями друг друга. Пьесы Гоголя
помогли с наибольшей силой проявиться сценическому таланту великого
актёра. В то же время именно Щепкин, создавший, по выражению Герцена,
правду на русской сцене, впервые раскрыл на ней силу и глубину
драматургического гения Гоголя.
25 мая
1836 года в Малом театре состоялось первое московское представление
«Ревизора» Гоголя. Щепкин играл роль Городничего. Михаил Семёнович был
душой постановки. О его изящной, естественной и простой игре В.Г.
Белинский написал: «Актёр понял поэта». А вот ещё отзыв критики той
поры: «Кажется, что Гоголь с него (М.С. Щепкина. – Н.Г.) списывал
своего городничего, а не он выполнял роль, написанную Гоголем».
Гоголь
присутствовать на спектакле отказался. Он собирался за границу. И вот в
Москве появилась сама книга. «Наконец показалось и в нашем добром
городе Москве двадцать пять экземпляров желанного «Ревизора», - сообщал
один из московских журналов, – и они расхватаны, перекуплены,
перечитаны, зачитаны, выучены, превратились в пословицы, и пошли гулять
по людям, обернулись эпиграммами и начали клеймить тех, к кому
придутся».
***
Осенью
1839 года Гоголь вернулся из-за границы в Россию, приехал в Москву
вместе с историком Михаилом Петровичем Погодиным, с которым встретился
в Вене. Он остановился в его доме на Девичьем поле (ныне Погодинская
улица).
Гоголь
трижды по приезде из-за границы в Москву останавливался и жил у
Погодина (в 1839-1840, 1841-1842 и 1848 гг.), пользовался богатым
архивом древних грамот, рукописей, книг, которые наряду с коллекцией
народных лубков, старинного оружия и монет собирал в своём доме
Погодин. Здесь Гоголь нашел рукописные материалы об истории запорожских
казаков. Они помогли ему в работе над новой редакцией «Тараса Бульбы».
Известие
о возвращении Гоголя быстро разнеслось по Москве. Несколько раз в этот
свой приезд Гоголь читал друзьям отдельные главы «Мёртвых душ», от
которых все были в восторге.
«Вы
привезли с собою в подарок русской литературе, - писал один из знакомых
Погодина из Петербурга, - беглеца Пасичника… Теперь только и
разговоров, что о Гоголе… Только и слышим, что цитаты из «Вечеров на
хуторе», из «Миргорода», из «Арабесков». Даже вздумали разыгрывать
«Ревизора». Любители петербургской жизни и петербургского общества
завидуют теперь москвичам... Вот что значит побыть несколько временя за
границею, возбудив перед тем всеобщее внимание. Петербург жалеет, что
потерял одного из достойнейших литераторов, и возвышает цену
произведений Гоголя. Ревизора едва можно достать, и то не меньше, как
за пятнадцать рублей. Потрудитесь предостеречь Гоголя, чтоб он не
медлил изданием своих творений, если не хочет возбудить против себя
ярости почитателей его таланта …»
***
9 мая
1840 года, на Николин день, в день своих именин (по старому стилю),
Гоголь решил устроить обед – собрать своих друзей и знакомых, чтобы
проститься с ними перед отъездом. Это был первый именинный обед Гоголя
в Москве. Позднее эти обеды вошли у него в традицию. Каждый раз, когда
Гоголь в этот день бывал в Москве, он устраивал такой праздник.
Столы
вынесли в широкую липовую аллею Погодинского сада. Гостей съехалось
человек пятьдесят. Среди них – Михаил Семёнович Щепкин, московские и
петербургские литераторы…
Гоголь
ждал и Лермонтова, который за дуэль был переведен в Тенгинский
пехотный полк на Кавказ и по дороге в ссылку оказался в Москве. О
Лермонтове Гоголю говорил Белинский. Только что вышел «Герой нашего
времени», в журналах было много стихотворений Лермонтова. Николай
Васильевич уже всё это прочел.
Лермонтов
приехал на именины к Гоголю. Он попросил поэта после застолья прочесть
что-нибудь, и Михаил Юрьевич прочел отрывок из только что написанной
поэмы «Мцыри».
«Никто
ещё не писал у нас такой правильной, прекрасной и благоуханной прозой,
- заметил Гоголь о лермонтовском «Герое нашего времени» позднее, уже
после гибели поэта. - Тут видно больше углубленья в действительность
жизни; готовился будущий великий живописец русского быта...»
В конце
1841 года Гоголь снова в Москве – он сдержал свое обещание, привёз
готовую рукопись поэмы «Мёртвые души». Но не так-то просто было её
напечатать. Начались хлопоты, разговоры с цензорами, уговоры,
доказательства, унизительные и тяжёлые дни для Гоголя. И только с
помощью друзей удалось, наконец, получить разрешение для печати. В
конце мая 1842 года «Мёртвые души» вышли в свет: первый том был
напечатан в типографии Московского университета.
***
Когда
Гоголь избрал Москву местом своего проживания, образ его мысли сильно
изменился. Счастье принимать Гоголя, радость живого общения с ним
доставалось теперь исключительно Первопрестольной. Куда бы он не
отправлялся - в Малороссию, Рим или в паломничество на Святую Землю -
возвращался всегда сюда. В Петербург Гоголь наведывался с той поры
редко.
Чувства,
которые питал Гоголь к древней русской столице, ярко раскрывает
гоголевский отрывок «Москва и Петербург (из записок подорожного)».
Сколько тут искрометных сравнений! «Москва — старая домоседка, печёт
блины, глядит издали и слушает рассказ, не подымаясь с кресел;
Петербург — разбитной малый, никогда не сидит дома, всегда одет и
похаживает на кордоне, охорашиваясь перед Европою…» «В Москве все
невесты, в Петербурге все женихи». «В Москву тащится Русь с деньгами в
кармане и возвращается налегке; в Петербург едут люди безденежные и
разъезжаются во все стороны света с изрядным капиталом». По этим
запискам нетрудно уловить, что симпатии автора на стороне Москвы.
О любви
писателя к Москве говорят и письма, которые он отправлял своей
предполагаемой невесте Анне Михайловне Виельгорской. Когда та
собиралась приехать в Первопрестольную, Николай Васильевич писал ей:
«От всей души желаю, чтобы Москва оставила в душе вашей навсегда самое
благодатное впечатление». В другой раз он приглашает её для осмотра
московских святынь.
Сам
Гоголь регулярно посещал храмы Москвы. К примеру, за домом Пашкова и
поныне сохранился храм Святителя и Чудотворца Николая в Старом
Ваганькове, построенный в XVI столетии. В 40-х годах XIX века в доме
Пашкова располагался Дворянский институт. Его воспитанники
свидетельствовали, что не один раз храм посещал Николай Васильевич.
Вместе с ними он слушал Пасхальную заутреню, стоял у клироса рядом с
Погодиным.
Осенью 1848 года Гоголь окончательно перебирается в Москву. Друзья и знакомые встречали его восторженно.
Гоголь
поселился на Никитском бульваре в двух скромных комнатах первого этажа
усадьбы Талызиных-Толстых. Он готовил к изданию собрание своих
сочинений. Часто прогуливался по Никитскому бульвару, а молодёжь ходила
смотреть, как гуляет Гоголь.
Николай
Васильевич недоволен был своей работой над вторым томом «Мёртвых душ»,
который здесь, в усадьбе, перед смертью сжег. «Творчество мое лениво.
Стараясь не пропустить и минуты времени, не отхожу от стола, не
отодвигаю бумаги, не выпускаю пера – но строки лепятся вяло, а время
летит невозвратно…»
***
Однажды
Щепкин сообщил Гоголю о приезде в Москву Ивана Сергеевича Тургенева и о
его желании познакомиться с ним (мемуары Тургенева, где он вспоминает и
о встрече с Гоголем, были написаны им летом 1869 года, опубликованы в
том же году в первом томе «Сочинений И. С. Тургенева»).
«Меня
свёл к Гоголю покойный Михаил Семенович Щепкин, – вспоминал Тургенев. –
Помню день нашего посещения: 20-го октября 1851 года /…/. Мы приехали в
час пополудни: он немедленно нас принял. Комната его находилась возле
сеней, направо. Мы вошли в неё – и я увидел Гоголя, стоявшего перед
конторкой с пером в руке. /…/ Увидев нас со Щепкиным, он с весёлым
видом пошел к нам навстречу и, пожав мне руку, промолвил: «Нам давно
следовало быть знакомыми» /…/
Михаил
Семёнович предупредил меня, что с ним не следует говорить о продолжении
«Мёртвых душ», об этой второй части, над которою он так долго и так
упорно трудился и которую он, как известно, сжёг перед смертию, - что
он этого разговора не любит. /…/ Впрочем, я и не готовился ни к какой
беседе - а просто жаждал видеться с человеком, творения которого я чуть
не знал наизусть /…/.
Щепкин
заранее объявил мне, что Гоголь не словоохотлив: на деле вышло иначе.
Гоголь говорил много, с оживлением, размеренно отталкивая и отчеканивая
каждое слово - что не только не казалось неестественным, но, напротив,
придавало его речи какую-то приятную вескость и впечатлительность...
Всё выходило ладно, складно, вкусно и метко. Впечатление усталости,
болезненного, нервического беспокойства, которое он сперва произвёл на
меня, - исчезло. Он говорил о значении литературы, о призвании
писателя, о том, как следует относиться к собственным произведениям;
высказал несколько тонких и верных замечаний о самом процессе работы, о
самой, если можно так выразиться, физиологии сочинительства, и всё это
– языком образным, оригинальным и, сколько я мог заметить, нимало не
подготовленным заранее, как это сплошь да рядом бывает у
«знаменитостей» /…/».
5
ноября (по старому стилю) 1851 года Гоголь читал в усадьбе А. П.
Толстого на Никитском бульваре, где проживал, собравшимся друзьям и
актерам Малого театра «Ревизора».
«Он
принялся читать – и понемногу оживился, – вспоминал И.С.Тургенев. -
Щеки покрылись легкой краской; глаза расширились и посветлели. Читал
Гоголь превосходно... Я слушал его тогда в первый - и в последний раз
/…/ Казалось, Гоголь только и заботился о том, как бы вникнуть в
предмет, для него самого новый, и как бы вернее передать собственное
впечатление. Эффект выходил необычайный - особенно в комических,
юмористических местах; не было возможности не смеяться - хорошим,
здоровым смехом; а виновник всей этой потехи продолжал, не смущаясь
общей весёлостью и как бы внутренне дивясь ей, все более и более
погружаться в самое дело - и лишь изредка, на губах и около глаз, чуть
заметно трепетала лукавая усмешка мастера. С каким недоумением, с каким
изумлением Гоголь произнес знаменитую фразу Городничего о двух крысах
(в самом начале пиесы): «Пришли, понюхали и пошли прочь!» - Он даже
медленно оглянул нас, как бы спрашивая объяснения такого удивительного
происшествия. Я только тут понял, как вообще неверно, поверхностно, с
каким желанием только поскорей насмешить - обыкновенно разыгрывается на
сцене «Ревизор». Я сидел, погружённый в радостное умиление: это был для
меня настоящий пир и праздник. /…/
***
Григорий
Петрович Данилевский, известный в свое время беллетрист, не принадлежал
к числу близких к Гоголю людей. И хотя воспоминания Данилевского
охватывают очень ограниченный отрезок времени, они подробно освещают
ряд существенных эпизодов биографии Гоголя в последний год его жизни,
некоторые живые черты его характера («Знакомство с Гоголем», журнал
«Исторический вестник», 1886, № 12).
«Впервые
в жизни я увидел Гоголя за четыре месяца до его кончины, – вспоминал
Г.П.Данилевский. – Это случилось осенью в 1851 году /…/ я получил от
старого своего знакомого, покойного московского профессора О. М.
Бодянского, записку, в которой он извещал меня, что один из наших
земляков-украинцев, г. А-й, которого перед тем я у него видел,
предполагал петь малорусские песни у Гоголя и что Гоголь, узнав, что и
у меня собрана коллекция украинских народных песен, с нотами, просил
Бодянского пригласить к себе и меня /…/
В
назначенный час я отправился к О. М. Бодянскому, чтобы ехать с ним к
Гоголю. Бодянский тогда жил у Старого Вознесения на Арбате, на углу
Мерзляковского переулка, в доме ныне Е. С. Мещерской, № 243. Он
встретил меня словами: «Ну, земляче, едем; вкусим от благоуханных,
сладких сотов родной украинской музыки». Мы сели на извозчичьи дрожки и
поехали по соседству на Никитский бульвар, к дому Талызина, где, в
квартире гр. А. П. Толстого, в то время жил Гоголь. /…/
Въехав
в каменные ворота высокой ограды, направо, к балконной галерее дома
Талызина, мы вошли в переднюю нижнего этажа. Старик-слуга графа
Толстого приветливо указал нам дверь из передней направо.
- Не опоздали? - спросил Бодянский, обычною своею, ковыляющею походкой проходя в эту дверь.
- Пожалуйте, ждут-с! - ответил слуга.
Бодянский
прошёл приёмную и остановился перед следующею, затворённою дверью в
угольную комнату, два окна которой выходили во двор и два на бульвар. Я
догадывался, что это был рабочий кабинет Гоголя. Бодянский постучался в
дверь этой комнаты.
- Чи дома, брате Миколо? - спросил он по-малорусски.
- А дома ж, дома! - негромко ответил кто-то оттуда.
Сердце у меня сильно забилось. Дверь растворилась. У её порога стоял Гоголь.
Мы вошли в кабинет/…/.
- А где же наш певец? - спросил, оглядываясь, Бодянский.
-
Надул, к Щепкину поехал на вареники! - ответил с видимым
неудовольствием Гоголь. - Только что прислал извинительную записку,
будто забыл, что раньше нас дал слово туда /…/.
Передо
мной был не только не душевнобольной или вообще свихнувшийся человек, а
тот же самый Гоголь, тот же могучий и привлекательный художник, каким я
привык себе воображать его с юности /…/.
- А что
это у вас за рукописи? - спросил Бодянский, указывая на рабочую,
красного дерева, конторку, стоявшую налево от входных дверей, за
которою Гоголь, перед нашим приходом, очевидно, работал стоя.
- Так себе, мараю по временам! - небрежно ответил Гоголь.
На
верхней части конторки были положены книги и тетради; на её покатой
доске, обитой зелёным сукном, лежали раскрытые, мелко исписанные и
перемаранные листы.
- Не второй ли том «Мёртвых душ»? - спросил, подмигивая, Бодянский.
- Да... иногда берусь, - нехотя проговорил Гоголь, - но работа не подвигается; иное слово вытягиваешь клещами. /…/».
В своих воспоминаниях Г.П.Данилевский пишет и о чтении «Ревизора»:
«Стол,
вокруг которого на креслах и стульях уселись слушатели, стоял направо
от двери, у дивана, против окон во двор. Гоголь читал, сидя на диване.
В числе слушателей были: С. Т. и И. С. Аксаковы, С. П. Шевырев, И. С.
Тургенев, Н. В. Берг и другие писатели, а также актеры М. С. Щепкин, П.
М. Садовский и Шуйский. Никогда не забуду чтения Гоголя. Особенно он
неподражаемо прочел монологи Хлестакова и Ляпкина-Тяпкина и сцену между
Бобчинским и Добчинским. «У вас зуб со свистом», - произнёс серьезно и
внушительно Гоголь, грозя кому-то глазами и даже пришептывая при этом,
будто и у него свистел зуб. Неудержимый смех слушателей изредка
невольно прерывал его. Высокохудожественное и оживлённое чтение под
конец очень утомило Гоголя. Его сил как-то вообще хватало не надолго.
Когда он дочитал заключительную сцену комедии, с письмом, и поднялся с
дивана, очарованные слушатели долго стояли группами, вполголоса
передавая друг другу свои впечатления. Щепкин, отирая слезы, обнял
чтеца…»
***
А вот
один из самых близких друзей Гоголя М. С. Щепкин, к сожалению, не
оставил написанных мемуаров о Николае Васильевиче. Но до нас дошел ряд
его устных рассказов и воспоминаний о любимом писателе, которыми он
делился в семейном кругу. Его внук М. А. Щепкин составил воспоминания о
своем великом деде и его дружбе с Гоголем со слов родителей и других
близких родственников.
«Гоголь
был очень расположен к Щепкину, – вспоминает М.А.Щепкин. - Оба они
знали и любили Малороссию и охотно толковали о ней, сидя в дальнем углу
гостиной в доме Михаила Семёновича. Они перебирали и обычаи, и одежду
малороссиян, и, наконец, их кухню. Прислушиваясь к их разговору, можно
было слышать под конец: вареники, голубцы, паленицы – и лица их сияли
улыбками. Из рассказов Щепкина Гоголь почерпал иногда новые черты для
лиц в своих рассказах, а иногда целиком вставлял целый рассказ его в
свою повесть. Это делалось по просьбе Михаила Семёновича, который
желал, чтобы характерные выражения или происшествия не пропали
бесследно и сохранились в рассказах Гоголя. Так, Михаил Семёнович
передал ему рассказ о городничем, которому нашлось место в тесной
толпе, и о сравнении его с лакомым куском, попадающим в полный желудок.
Так, слова исправника: «полюбите нас черненькими, а беленькими нас
всякий полюбит (из второй главы первоначальной редакции второго тома
«Мёртвых душ» - Н.Г.) – были переданы Гоголю Щепкиным...»
М.П.
Погодин отмечал, что «…Гоголь сам обязан был многим Щепкину». В
частности, многими своими сюжетами. Писатель заимствовал из историй
актёра персонажей и их черты для своих творений.
Щепкин
на одиннадцать лет пережил Гоголя, но умер с его именем на устах.
Сохранился рассказ внука Щепкина: «По словам сопровождавшего его слуги
Александра, Михаил Семёнович, заболев, почти сутки лежал в забытьи, и
вдруг неожиданно соскочил с постели... «Скорей, скорей одеваться», -
закричал он. – «Куда вы, Михаил Семёнович? Что вы, бог с вами, лягте»,
- удерживал его Александр. – «Как куда? Скорее к Гоголю». – «К какому
Гоголю?» - «Как к какому? К Николаю Васильевичу». – «Да что вы, родной,
господь с вами, успокойтесь, лягте, Гоголь давно умер». – «Умер? -
спросил Михаил Семенович. - Умер... да, вот что...» Низко опустил
голову, покачал ею, отвернулся лицом к стене и навеки заснул».
(«Исторический вестник», 1900, №8).
***
7
февраля 1852 года, незадолго до кончины, Гоголь ездил на Девичье поле в
церковь Саввы Освященного: здесь он приобщается Святых Тайн, по его
просьбе служат вечером благодарственный молебен.
Отпевали
Гоголя в церкви святой мученицы Татианы Московского университета. Гроб
писателя простоял там день и ночь. Беспрерывным потоком подходили
поклонники его таланта. Всё было усыпано цветами. У изголовья —
лавровый венок.
24
февраля 1852 года друг и сподвижник Николая Васильевича М. С. Щепкин
закрыл крышку гроба, и на руках его несли восемь вёрст по только что
выпавшему снегу до Свято-Данилова монастыря, где он и был предан земле.
В 1931
году, при закрытии монастыря новыми властями, развернувшими в стране
борьбу с Церковью, останки Гоголя по распоряжению Сталина были
перезахоронены на Новодевичьем кладбище.
Лишь в
сентябре нынешнего, юбилейного года, на гоголевской могиле здесь, как и
на прежнем захоронении, вместо помпезного памятника вновь будет
установлен православный крест с голгофой, с кратким и пронзительным
изречением библейского пророка Иеремии: «Горьким словом моим посмеюся…»
_________________
Николай ГОЛОВКИН - член Союза писателей России.
Источник:
http://odnarodyna.ru/topi>cs1/177.html?print
|
|
Категория: Новости |
Просмотров: 1084 |
Добавил: ymuseed
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
|
| Поиск |
|
|
| Календарь |
|
|
| Архив записей |
|
|
|
